№ 26 стр. 70.(«Бул кездегi дiндердiн...»).

Все поклоненья наших дней неверны,

И нет ведь ни одной, чтоб так могла всю боль души раскрыть.

Сплошной обман, который люди верой называют,

А коль проверить пожелаешь ты на деле -

Не только разум, но и душу  отворотит.

Ведь основная цель, стремленье всех религий,

На трех основах держится:

Бог – есть, есть Совесть и Судный День,

И выше этой цели не может быть другой у каждой веры.

Религия смогла бы сделать всех родными,

Но разделили нас, и вот вражда оружием в том стала.

Хоть об одном и том же говорят и Библия, Коран,

Забылся верный смысл, и тьмой покрылось всё.

Вот так и очернили основы Истины, 

И потому, услышит муж учёный вдруг слова о вере,

Так убежит стремглав.

Но ни одна религия, насилия провозглашать не станет,

И кто же будет спорить с мнением таким?

    («Думы на горе» написано в 64 года).

  № 27. Стр.71.(«Бiлгенiмдi жазушы   ем...»)

Я  все что знал, в стихах своих оставил,

Старанье приложив в трудах своих.

И чтоб направить свой народ на верный путь,

Я промахи его найти стремился.

Нет сожаления во мне,

Что столько лет на этом поприще корпел.

Один я здесь, и нет ни одного, 

кто понял бы меня,

Кто б смог сказать мне о моих ошибках,

Где прав, а что неверно говорю.

Так думая и день и ночь,

Устал писать, и  нет уж сил от той тоски, что давит так меня.

И книги брал, к газетам обращался,

Но руки опустил - и нет желанья, их читать. 

И не прислушался народ ко мне,

И плакал я,  страдая, 

И безнадёжность овладев душой,

Никак не отпускала.

Не может разобрать несчастный мой народ,

Где Свет, где темнота.

Они словам добра  не верят, что я пишу,

Их ценность осознать не в силах, 

И все никак  понять не могут где истина, где ложь.

Что ждет тебя, несчастный мой народ?

И так страдая день за днем,

И не найдя в том выхода,

Слезами я наполнил тоску свою,

Лишившись разума совсем.

И вот  разлился яд по телу,

Изнемогавшему  от горя.

Тогда  я, наконец, к раздумьям  обратился,

и к мужеству,

Чтоб трезво взвесить все.

Дрожит, боится,  Мысль моя,

Надежду  потерявшая  в пути.

И стала умолять меня:

«Все это невозможно, брось же все»

А тут и Лень, старуха, подбежала,

Тряся пустою головой.

И Ярость зарычала вдруг: 

«Не по пути с тобой идти, 

Не буду я тебе невестой!»

 И отругала вдруг меня:

«Кляни же всех, не видишь, 

Народ ведь глупый, не слушает тебя.

Как можешь ты терпеть такое?

Ведь правду ты не скроешь никогда!»

И так сдавили душу мне со всех сторон,

Не в силах даже повернуться.

Но вдруг Терпенье я увидел на пороге,

Что мудростью меня смирило вдруг:

«Нельзя же так теряться, друг!

Возьми себя ты в руки».

«Ты обратись ко всем своим друзьям,

И к Милосердию, Стыду и к Чести,

Вооружись же ими,

И есть ли смысл от ярости такой?

Где Осторожность, Сила в чем твоя,

Куда исчезла Справедливость?

Ты приложи старанье в том, и, взвесив всё, к совету обратись,

Ведь не дается Справедливость с легкостью такой".

Народ невежествен и дик,

И всё хорошее исчезло в нем.

И разрывается мое, в страданье, сердце,

Хоть и ушёл я от невежд.

В народе нашем и милосердие, 

и стыд всё скрыл песок, 

в горнило ада проглотив.

И старцы уж не в силах чем-либо помочь,

И терпят всё, вскормив смирением страданье!

И снова мне Терпение в ответ на то сказало:

«Ну, будет же, что толку от нытья такого?

Глаза слепые разве смогут все понять?

Как верное найти им ?

Попробуй вот в отчаянии таком, меня на привязи держать,

И только так используй свою Силу,

Мужество свое,

И Справедливость призови»,-

Сказало так  и Разум отрезвило.

Но как вернётся моя сила?

Сказал я сам ему на днях,

Чтоб больше не являлась.

Тут кто-то вышел из могилы вдруг опять:

«А, это ты несчастный, все сидишь? 

Коль ты расстанешься с Терпеньем, 

я тут же прибегу к тебе!»

Но нет, я не забыл тебя Терпение мое,

Ты старый друг и верный мой соратник!

Бразды терпения в моих руках,

Как братья мы с тобой родные.

Коль всех ты позовёшь, набравшись сил,

Твоё оружье наготове.

Но если закричишь: «Уйдите все!»

Сам знаешь - то есть могила для тебя.

«Ну, так давай же, посоветуйся со всеми,

Тут все с тобой: и Честь, и Совесть, 

Осторожность, Справедливость –

Старый, верный друг,

И Милосердие и Стыд.

Ну как же можно здесь коварству просочится?

Коль мы стоим и не даем ему ворваться.

И пусть невежи эти прячутся повсюду, 

Тебе об этом не стоит горевать»

И я ожил, как будто жизнь ко мне вернулась,

И посмотрев по сторонам, я бросил взгляд вокруг.

Все тело распрямилось вдруг,

Наполнились глаза, слезами радости и счастья.

Но тут же вдруг ко мне, крадучись некто подошел, 

И ткнув меня, коварно зашептал:

«Сиди же тихо, замолчи!

Чего же хочешь ты? 

И нет, чтоб тихо посидеть,

Душа покоя лишиться может,

Так мучиться, страдать!…

Ведь это вредно для здоровья -

Все беспокойства эти.

Послушай мудрого совета,

Не то ты доведешь себя…»

И оглянувшись, я опять,

Увидел Лень свою,

И вот всмотрелся я в неё,

И стала вдруг молоденькой она,

Стройна, красива  и  бела лицом.

И  так притягивает взгляд,

И мысль невольная за ней последовать спешит.

Но тут же разум мой восстал,

И прочь ее погнал, как месть за старое,

Что мучает меня сегодня.

«Прочь, ведьма старая, пошла!

Чего не делала ты мне своим успокоеньем,

Не подходи, и не надейся на меня.

Да, многие попались на крючок,

В  безделье,  жизнь свою губя,

И не стремясь к высокой цели, 

Кого оставила ты в здравии?

Коварная, жестокая старуха!

Я с детства лени предавался,

Недоучившись поневоле.

И потянулся я к рукам врагов, благодаря тебе,

Что растоптать меня готовы были.

И что тебе от этого, злодейка,

Пугать меня и этой жизнью и судьбой?

А коль убьют меня враги,

Что взять тебе с меня?

И те страдания, что перенес в своей я жизни,

Благодаря тебе, Лень-матушка моя!

Брось пустословье, и иди отсюда,

Не вмешивайся в жизнь мою, не справится тебе!

Давно себе дал слово я,

Не стану есть, коль даже меду мне предложишь!

и не нужны мне наслажденья,

Хоть в этом ты покой находишь!

Ушла, рассерженная Лень,

Чтоб снова прилететь на крыльях.

Но я же скакуна взнуздал, вперед помчавшись!

А Лень, хоть и ушла, ей дела нет, 

что мой народ в страдании глухом.

А мне, несчастному, покоя нет,

И вот к совету обратился я.

И все они с охотой зашептали,

И я прислушался к друзьям.

И сердце, задрожало вдруг,

Чтоб в знак согласья головой кивнуть,

(Коль правильный ответ найду)

Все, что обдумали они,

Придя к решенью умному, в застолье тесном,

Сказали мне.

И ни кокетство это, вовсе нет,

То верным словом можно лишь назвать.

Кто вежлив был со мной и ласков,

Заставив сердце защемить, заплакать.

А кто-то мне, страданий слово преподнес,

Надежды дом разрушив.

Вот так, разговорившись с добрыми друзьями

Все взоры обратили к Справедливости.

И взвесив всё, 

Вот, что добавило оно, встряхнув седою головой:

«Невежество царит в народе,

Нет толку поднимать такой скандал.

У них же не излеченные души,

Не станет им лекарством лишний крик.

Раскрыть сердца им надо непременно,

К науке, к свету знанья привести.

И только так ты сможешь победить,

Увещевая добрым словом всех,

Как будто бы не знал ты этого всего.

Пиши в газеты, книги публикуй,

И пусть читает немощный народ.

И не довольствуйся признанием толпы,

Не стоит предаваться глупому тщеславью.

Как может вырасти в безводье урожай,

Ты поливай его, призвав свое терпенье.

Пусть понимает наш народ значенье слов твоих,

И только так он к трапезе приступит».

И понимая верность этих слов, 

В согласии забилось мое сердце!

Не стало верные слова скрывать  в тумане,

И верный знак получен был.

Я закричал на всю округу!…

Но безуспешно.

Ничто понять не смог тот слух, что ничего давно не слышит.

И сколько б не было рассыпано семян,

Не принялись они, коль пашня не была готова.

Да, верных слов, не смог понять

Безграмотный невежа.

И только тот, раскрывший завесу на сердце,

Поймет меня.

Эх, если можно было, чтоб родились,

Такие люди, среди народа моего!

Тогда б и от страданий избавились казахи,

И долгожданный  день пришел бы к нам тотчас!

                 («Ярость и Справедливость»).