Меню

Шакарим Кудайберды улы № 30,31

№ 30. Стр.87.(«Бiреудiн мiнiн кешiрсен...»).

Коль сможешь ты кого простить,

И бог тебя простит, за милосердие твое.

А если злобу затаишь, /предавшись сплетням и наветам/,

То знай, что ты расплатишься за это и поделом тебе.

 

Коль в нраве  мягок человек и терпелив,

То и судьба ему узлы развяжет.

Но вот тому, чей нрав наполнен злобой,

Несдобровать в конце концов.

 

И знай, что я тебе есть друг, 

не называй меня врагом,

Остановись, и не беснуйся, родись же заново на свет.

Мое израненное сердце охвачено недугом давним,

По той причине и слова мои, 

Болезненны как яд.

 

Возьми  же их, не бойся, что горьки они,

Ведь знаешь, что источник жажду утолит.

Подумай же о том, что будет после,

/Ведь дьявол и соблазн с тобою рядом, начеку/,

Всегда враги готовы обмануть тебя.

 

№ 31. Стр. 88.(«Бiр суыр адасыпты...»)

Один сурок, слонявшийся в округе, 

Отстал вдруг от своих, наткнувшись на одно селенье.

Затравленный бездомными и злыми псами,

Он загнан был в заброшенный домишко,

Где и свалился, бедолага, в огромное ведро,

Наполненное краской.

 

Так пролежав там до полуночи, дрожа,

И не заметил то, что краска вся впиталась в его шерсть.

И выждав время, как брешь собачья поутихла, он вылез из ведра,

И так, с трудом доплелся он к рассвету 

до норы своей.

 

Немного отдохнув,

Он отряхнулся, облизнулся и видит,

Что ж?

Вся шерсть его цветами радуги играет,

И потрясённый призадумался сурок.

 

То вдруг зеленой засверкает краской,

То желтой станет, словно солнце в вышине,

Подобного в помине он не видел.

И ведь друзья поверить не посмеют,

Что перед ними сурок стоит.

 

И долго думал наш герой, задумавшись над этим,

И что ему так думать, коль ничего не понимает?

В конце концов, его, вдруг осенило:

«Ведь я любимцем бога стал 

и благодать вдруг снизошла ко мне!».

 

Потом заверещал и запищал, позвав к себе сурков,

Все прибежали, и рты раскрыли в изумленьи:

«О боже, что с тобой? Что это значит?»

Кричали все, завидев брата своего.

 

«А знаете ли вы, что птица есть такая,

Она прекрасна, и разноцветными переливаясь красками

Летает в вышине.

И мне, вот, суждено сегодня ночью стать,

Такой же райской птицей!

И есть ли мне в округе равные теперь?

 

Так знайте же, я не сурок, а птица,

И бойтесь же меня, 

Травы не смейте без согласья моего 

вы  есть!

Смотрите же, какую шерсть мне даровал господь,

Она ценна, отличная от вашей,

Бесцветной, серой шерсти,

Так кто же я, как не владыка ваш?!»

 

И тут, сородичи его, воистину перепугавшись,

Поверили ему и стали с трепетом взирать на своего царя.

Никто в помине не видал подобного окраса,

Что так красив и необычен, в глазах наивного сурка,

И есть ли равные ему?!

Но тут к толпе сурков, приблизился старик-сурок,

Что подошел ко всем попозже.

 

«И что ты так пищишь, родной,

Бахвалишься,  чтоб мы поверили тебе?

Ведь все же ты сурок, как ты бы не вертел,

Как можешь верещать о том,

Что птица ты?

 

Ведь птица – это птица!

Она поет и в восхищении молчит весь лес, внимая ей.

И знаем мы прекрасно это, к чему так задаваться здесь тебе?

Но коли птица ты, так спой же, дорогой,

А иначе, тебе поверить мы не сможем».

 

Тут завертелся наш герой, заверещал, 

что мочи есть,

И от бессилья так вспотел, в сердцах заплакав!

Никак не смог он сделать так, как надо было это сделать,

Летать не может тот, кому ползти с рождения дано.

 

Сказал тогда старик-сурок: «Ну, хватит, дорогой!

Не смог ты спеть нам, словно птица в вышине,

Не сможет птицей стать сурок, так велено судьбой,

К тому же крыльев у тебя и нет!»

 

«Ну нет, не сдамся я!»,- вскричал сурок,

Так заболев величием своим.

На камень он вскочил, над пропастью высокой, 

Вскричав: «Я тоже полечу!» – и вдруг исчез во тьме.

 

Бахвалясь так впустую, наш сурок,

И кару божью получил, 

Его желанье птицей стать,

Ему и наказанье принесло.

Вот так, стараясь перепрыгнуть пропасть,

Попал он в сильное течение реки и утонул.

 

Не смейтесь же джигиты, вы над ним,

Немало среди вас таких же.

Ведь многие из нас, казахов, к никчемному стремятся,

Приняв прикрасы внешние за счастье.

                        («Раскрашенный сурок»)